Коллекция впечатлений:

              «Мне было лет 5-6. Я лежала в больнице. Большая палата, несколько коек. Огромное окно. Темно. Тихо. Видимо все спят. Я вижу свет от луны через окно. Лучи луны словно вливаются в комнату полосами света и наполняют ее. Свет настолько живой, что кажется сейчас из него кто-то выльется. Фантазия начинает рисовать пришельца. Становится жутковато… Но встать и позвать людей нельзя. Стараешься не дышать и не двигаться и от напряжения все же засыпаешь…»

#0002

В «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский рассказывает о том, как одно воспоминание детства помогло ему на каторге не озлобиться и остаться человеком. Воспоминание было связано с простым мужиком Мареем. Девятилетним мальчиком Достоевский, оказавшись в лесу, очень испугался волка: ему показалось, что кто-то кричит «Волк бежит!». Место было пустынное, рядом никого из людей, кроме работающего в поле мужика, не было. Мальчик выбежал из березняка и кинулся к большому, плотному мужику Марею. Весь в слезах, пожаловался на воображаемого волка. Мужик неожиданно для мальчика обнял его, приласкал и уверенно сказал, чтобы тот не боялся волка, потому что нет тут никакого волка.

«—Полно, родный. Ишь малец, ай!

Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке.

— Ну, полно же, ну, Христос с тобой, окстись. <…> …Ступай, а я те вослед посмотрю. Уж я тебя волку не дам! — прибавил он, всё так же матерински мне улыбаясь, — ну, Христос с тобой, ну ступай, — и он перекрестил меня рукой и сам перекрестился».

Далее Достоевский вспоминает: «Конечно, всякий бы ободрил ребёнка, но тут… случилось как бы что-то совсем другое, и если б я был собственным его сыном, он не мог бы посмотреть на меня сияющим более светлою любовью взглядом, а кто его заставлял? <…> Встреча была уединённая, в пустом поле, и только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещённым человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика…»

И хотя, как вспоминает Достоевский, казалось, он уже давно забыл об этой встрече, но всё же это впечатление о мужике Марее помимо его воли осталось с ним на всю жизнь и вдруг неожиданно всплыло на каторге: «И вот, когда я сошёл с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моём. <…> Этот обритый и шельмоватый мужик, с клеймами на лице и хмельной, орущий свою пьяную сиплую песню, ведь это тоже, может быть, тот же самый Марей: ведь я же не могу заглянуть в его сердце».

#0003

Мне тогда было пять лет. Я играл во дворе и уже пошел домой, как ко мне подскочил какой огромный взрослый дядя, схватил за шиворот рубашки и закричал: «Ага попался, мерзавец! Разбил у меня стекло, и убежал. Веди меня к своим родителям!». Я этого дядю впервые видел и, вообще, никаких стекол никому не выбивал. Но делать нечего, я сказал, что живу в этом подъезде и под конвоем пошел домой. Родители были дома, и дядя повторил им уже сказанное, что я разбил ему стекло в окне и убежал. Я с жаром принялся убеждать родителей, что ничего такого не было, но они к моему полному удивлению, мне не поверили, ну совсем не поверили. Мало того, стали попрекать меня в трусости и нечестности, и убеждали сознаться и хоть так немного сгладить свою вину. Я впал в ступор и никак не мог взять в толк, как же можно сознаться в том, чего я не делал? Это же невозможно. Меня долго стыдили, я продолжал отрекаться и родители выглядели мрачно и сердито.
Но, собственно, поразило меня не столько то, что мне не поверили, хотя это было очень горько, а то, что произошло сразу вслед за этим, когда дядя ушел, а я остался стоять перед родителями, выслушивая их нотации. Я стоял и буквально разинув рот от удивления наблюдал, как фигуры мамы и папы тают в воздухе. Они растворялись, бледнели, теряли очертания. Это было так буквально, ничего подобного я никогда не наблюдал – они растворялись, исчезали, как будто были миражом. До конца они не растворились, но стали вроде как тени

Проверочный блок

Вторая строка